Крошка Доррит. Знаменитый «роман тайн» в одном томе - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы хотите сказать – ваше министерство?
– Ну да, Министерство Волокиты.
– У меня нет оснований приписывать свои невзгоды этому замечательному учреждению.
– Честное слово, – воскликнул бойкий молодой Полип, – я весьма рад это слышать. Ваши слова сняли у меня тяжесть с души. Мне было бы в высшей степени неприятно, если бы мы оказались причастны к вашим затруднениям.
Кленнэм снова заверил его, что в данном случае не имеет никаких претензий к Министерству Волокиты.
– Тем лучше, – сказал Фердинанд. – Вы меня очень утешили. А то, между нами говоря, я опасался, что это именно мы упекли вас за решетку. К сожалению, нам иногда приходится прибегать к таким мерам. Мы совсем к этому не стремимся – но если люди сами напрашиваются, что ж тут поделаешь?
– Не могу сказать, что я полностью разделяю ваш взгляд, – сумрачно заметил Артур, – но, во всяком случае, весьма признателен вам за участие.
– Нет, в самом деле! – продолжал общительный молодой Полип. – Мы же, в сущности говоря, безобиднейшее заведение на свете. Вы скажете, что мы занимаемся шарлатанством. Не спорю. Но шарлатанство тоже нужно, согласитесь, что без него не обойдешься.
– Не соглашусь, – отвечал Кленнэм.
– Это оттого, что у вас неверная точка зрения. Все зависит от того, с какой точки зрения смотреть. Взгляните на нас с точки зрения наших интересов, которые заключаются в том, чтобы нам не докучали, – и вы сразу увидите, что лучшего учреждения не найти.
– Что же, вы на то и существуете, чтобы вам не докучали?
– Совершенно верно, – сказал Фердинанд. – На то и существуем, чтобы нам не докучали и чтобы все оставалось как оно есть. В этом наше назначение. Разумеется, принято считать, будто наша цель совсем в другом, но это для проформы. Господи боже мой, да у нас все только для проформы. Возьмите хоть себя: через что только вас не заставили пройти для проформы! А далеко ли вы продвинулись в своем деле?
– Ни на шаг, – сказал Кленнэм.
– А взгляните с правильной точки зрения, и вы увидите официальных лиц, добросовестно исполняющих свои официальные обязанности. Это вроде игры в крикет на ограниченной площадке. Игроки посылают мячи государству, а мы их перехватываем на лету.
Кленнэм спросил, чем же кончают игроки? Легкомысленный молодой Полип отвечал, что по-разному: кто устанет, кому наскучит, кто сломает ноги или спину, кого унесут замертво, кто просто выйдет из игры, а кто займется другим видом спорта.
– Вот отчего, повторяю, я искренне рад, – продолжал он, – что не нам вы обязаны своим временным удалением от света. Могло ведь быть и так, очень легко могло быть; нельзя отрицать, что мы подчас довольно круто обходимся с теми, кто нам докучает. Я ведь с вами начистоту говорю, мистер Кленнэм. Я уверен, что с вами можно так говорить. Я был откровенен с вами с самого начала, как только почувствовал в вас пагубное намерение докучать нам долго и упорно – потому что я сразу увидел, что вы человек неопытный и горячий, а к тому же немного – вы не обидитесь, если я вас так назову? – простодушный.
– Называйте, не стесняйтесь.
– Немного простодушный. И мне стало вас жаль, вот почему я и постарался предостеречь вас (неофициально, разумеется, но я никогда не держусь за строгую официальность), намекнув, что на вашем месте я бы отказался от всяких попыток. Но вы отказаться не захотели и с тех пор много раз возобновляли свои попытки. Так вот, советую вам больше их не возобновлять.
– Едва ли у меня теперь будет возможность возобновить их, – заметил Кленнэм.
– О, на этот счет не беспокойтесь! Вы выйдете отсюда. Отсюда все выходят. Есть тысячи способов выйти отсюда. Но не являйтесь больше к нам. Право же, – продолжал Фердинанд доверительно-ласково, – я буду просто вне себя, если увижу, что весь прошлый опыт не научил вас держаться от нас подальше.
– А как же изобретение? – спросил Кленнэм.
– Голубчик мой, – сказал Фердинанд, – простите за фамильярность, но почему вы не хотите понять, что никому это изобретение не интересно и всем на него наплевать в высокой степени.
– У вас в министерстве?
– И не только у нас в министерстве. Любое новое изобретение у всех вызывает только досаду и насмешку. Вы не представляете себе, как много людей жаждет лишь одного: чтобы им не докучали. Вы не представляете себе, насколько это свойственно духу нации (не обращайте внимания на парламентский стиль) – желать, чтобы тебе не докучали. Поверьте, мистер Кленнэм, – заключил жизнерадостный молодой Полип самым своим любезным тоном, – наше заведение не злой великан, на которого нужно мчаться с копьем наперевес, но всего только ветряная мельница, перемалывающая огромные кучи мякины, показывая, куда в государстве дует ветер.
– Если бы я мог этому поверить, – сказал Кленнэм, – я бы сказал, что нас всех ожидает мрачная перспектива.
– Что вы, помилуйте, – возразил Фердинанд. – Напротив, все к лучшему. Нам необходимо шарлатанство, мы любим шарлатанство, мы жить не можем без шарлатанства. Немножко шарлатанства и накатанная колея – и все будет идти как нельзя лучше, не нужно только никому докучать.
Высказав эти утешительные мысли – символ веры нового поколения Полипов, исповедуемый под прикрытием самых разнообразных лозунгов, к которым никто из них не относится серьезно, – Фердинанд встал, чтобы откланяться. Трудно было даже вообразить себе более открытую и приятную манеру обхождения, большее уменье с истинно джентльменской чуткостью приноровиться к необычным обстоятельствам визита.
– Не будет ли нескромно с моей стороны спросить, – сказал он, когда Кленнэм пожимал ему руку, искренне благодарный за его доброту и чистосердечие, – верно ли, что в приключившейся с вами неприятности повинен наш дорогой и незабвенный Мердл?
– Верно. Я один из тех, кого он разорил.
– Да, умен был покойник, ничего не скажешь, – заметил Фердинанд Полип.
Артур, не расположенный петь посмертные дифирамбы мистеру Мердлу, промолчал.
– Прохвост первостатейный, разумеется, – продолжал Фердинанд, – но какая голова! Нельзя не отдать ему должное. Вот уж, верно, был мастер по части шарлатанства! А как знал людей – как умел обойти их и добиться своего!
В его голосе слышалось неподдельное восхищение.
– Надеюсь, – сказал Артур, – что печальная участь тех, кто дал себя обойти, многим послужит предостережением на будущее.
– Милейший мистер Кленнэм, – со смехом возразил Фердинанд, – откуда столь радужные надежды? Да первый же не менее талантливый плут добьется того же – была бы охота. Простите меня, но вы, видно, не знаете, что люди, как пчелы на мед, готовы лететь на любой шум, ну хоть если начать бить в ржавую жестянку. На этом основано искусство управления людьми. Нужно только убедить их, что жестянка – не жестянка, а чистое золото; вот в чем секрет могущества таких, как наш дорогой и незабвенный. Бывают, конечно, исключительные случаи, – любезно оговорился Фердинанд, – когда люди поддаются на обман,